Шанхай Гранд. Запретная любовь и международные интриги в обреченном мире - Taras Grescoe
Надежды на новую республику были быстро развеяны. Президентство Суня продлилось лишь первые шесть с половиной недель 1912 года. Власть перешла в руки грузного пекинского генерала по имени Юань Ши-кай, который вызвал хаос, объявив о создании новой Китайской империи - с самим собой в качестве императора. За дюжину последующих лет, которые стали известны как Эпоха военачальников. Страна распалась на конкурирующие вотчины, управляемые военными силовиками. Китай стал ранним прототипом несостоявшегося государства.
Зыбкие притязания националистов на власть вынуждали их искать маловероятных союзников. В 1917 году Сунь вернулся в свой родной Кантон. Традиционный центр сопротивления власти далекого Пекина, Кантон был питательной средой для таких тайных обществ, как "Триада". Основанные моряками с океанских джонок и кораблей, курсировавших по внутренним водным путям, триады нашли общий язык с националистами, выступавшими против маньчжуров, которые считались слишком податливыми к иностранной оккупации. Ложи Триады, симпатизирующие Гоминьдану, возникали по всей кантонской диаспоре - в том числе и в канадских прериях. Так Моррис Абрахам Коэн, один из самых колоритных персонажей, когда-либо отапливавших шанхайские барные стойки, стал генералом при Сунь Ят-сене.
Известный на всем китайском побережье как Ма Кун - по-кантонски "сжатый кулак", так близко к произношению его имени - Моррис Коэн определенно был на слуху. Сэр Виктор Сассун впервые встретил его на борту корабля из Гонконга, где он работал телохранителем у сына Сунь Ятсена, Сунь Фо, который в то время был мэром Кантона. Микки Хан встретил его в отеле "Астор Хаус", где он долгое время проживал.
"Если бы генерал Двустволка Коэн никогда не жил, - удивлялся репортер New York Times, получив полную версию истории его жизни, - Бернард Шоу вполне мог бы его выдумать".
Коэн родился в семье еврейского колесного мастера в польском штетле и избежал антисемитских погромов, когда семья эмигрировала в сердце Лондона. Выросший в Ист-Энде в 1890-х годах, "Толстый Мойша", как его стали называть местные бобби, имел детство из повести Чарльза Диккенса. Бегая на свободе по тем же улицам, где Джек Потрошитель преследовал своих первых жертв, а Шерлок Холмс, по словам сэра Артура Конан Дойла, прозябал в опиумных притонах, он использовал свой немалый вес, зарабатывая несколько шиллингов на боксе под именем "Кокни Коэн". Он стал "ловкачом", говорящим на идиш, работая на персонажа Петтикоут-лейн, известного как "Гарри Гоноф", и вытаскивая кошельки и часы из жилетов в Уайтчепел. Его привели к мировому судье и поместили в исправительную школу для еврейских мальчиков, где он использовал время для заучивания длинных речей из шекспировского "Ричарда III". После освобождения отец, желая оградить Коэна от неприятностей, переправил его через Атлантику в крошечную Вапеллу, Саскачеван, где у двоюродного брата было небольшое ранчо.
Зайдя однажды вечером в закусочную в Саскатуне, Коэн заметил, что пожилой хозяин-китаец пытается спрятать бриллиантовое кольцо от бандита с подозрительной выпуклостью в кармане пальто.
"Я приблизился к нему, чтобы он мог использовать свою удочку, - вспоминал позже Коэн, - и ударил его носком по челюсти. Я позволил ему подняться на ноги, дал ему пинка по штанам - может быть, два пинка - и сказал, чтобы он отбивался".
Благодарный хозяин, оказавшийся сторонником Гоминьдана, посвятил Коэна в свое Тайное общество в подпольной комнате для собраний над продуктовым магазином в Калгари. Убедившись в справедливости дела Сунь Ятсена, Коэн стал защитником китайцев в Канаде и лоббировал отмену расистского "налога на голову", взимавшегося с новых иммигрантов из Китая. Используя связи в преступном мире, которые он наработал, будучи жуликом в прериях, он также организовал покупку 500 винтовок Росса у своего компаньона в Чикаго - тем самым начав свою карьеру "торговца швейными машинками", как называли торговцев оружием в Китае.
Коэн прибыл в Шанхай в 1922 году, где его представили Сунь Ятсену в его скромном доме на улице Мольер, 29, во Французской концессии. Сунь попросил его командовать своим большим корпусом телохранителей, и Коэн быстро поднялся по служебной лестнице националистов, став сначала полковником, затем бригадным генералом и, наконец, генерал-майором. (Такие звания, по мнению циников, раздавались как подарки на Новый год по лунному календарю). Вскоре он стал легендой на всем Дальнем Востоке. Бочкообразный, со свекольными бровями, подчеркнутыми дерзким кароном внушительного вдовьего пика, он был живым символом героических первых дней националистов. Он был печально известен своими сомнительными военными заслугами и ерзал, когда люди называли его телохранителем, а не "адъютантом". Однако он считался настоящим штаркером, что на идише означает "силач",
Получил прозвище "Двустволка" благодаря своему мастерству обращения с парой пистолетов "Смит и Вессон", которое он любил демонстрировать, стреляя в небо из подброшенных лампочек. (Его недоброжелатели утверждали, что его "Смит-Вессоны" были заряжены не пулями, а дробью № 2). Он поселился в отелях на побережье Китая - Hongkong Hotel в Коулуне, Victoria в Кантоне, Astor House в Шанхае - и был известен тем, что устраивал пышные вечеринки и рассказывал замысловатые истории, произнося их на маловероятном кокни-канакском наречии.
"Я убежден, - писал Рэндалл Гоулд в газете Shanghai Evening Post and Mercury, - что в раннем возрасте генерал Коэн, должно быть, поцеловал некий еврейский эквивалент Бларни Стоуна".
Журналист Джон Б. Пауэлл из China Weekly Review вспоминал, что видел его в доме доктора Суна во Французской концессии:
Коэн всегда сидел на скамейке в парадном зале и носил в набедренном кармане большой револьвер, отчего сиденье его брюк гротескно отвисало. Его звание "генерал", которое позже присвоило ему благодарное кантонское правительство, стало предметом частых каламбуров в местных английских газетах, но Коэн был верным стражем порядка.
Во время последовавшего за этим долгого интервью с Сунь Ят-сеном Пауэлл с удивлением обнаружил степень ожесточения лидера националистов по отношению к американцам, на которых он обижался за то, что они не вышвырнули японцев из Кореи, когда у них была такая возможность.
Несмотря на энергичную кампанию на американской земле, продолжал Сан, ему не удалось заручиться конкретной
